– Что же делать? – женщина закусила верхнюю губу.
– Буду звонить в соседние районы, – решительно сказал реаниматолог. – Должно же оно быть хоть у кого-то. Если потребуют деньги, отдам свои.
– Ему поможет это лекарство? – неуверенно спросила Валентина Ивановна.
– Только оно и поможет. Всё, что мы сейчас сделали, лишь оттянет время. Часа на два-три. Кардиограмма и анализы очень плохие. В областную больницу нет смысла звонить. Не успеют приехать. Если мы к ним – тоже бестолку: растрясём по дороге, не довезём.
– Сердце теперь должно кровь качать.
– Я не очень на это надеюсь.
– Почему?
– Тяжёлый случай. – Заведующий пересел с дивана за стол, чтобы заполнить лист назначения. – Народ наш до последней минуты время тянет. Из школы «скорая» к нам привозит. – Сделав записи, встал: – Вот, это Виктору Викторычу. – И сдержанно поинтересовался: – Есть изменения у других больных после утреннего обхода?
– Всё по-прежнему.
– Это тоже результат. – Яков Анатольевич снова отправился в реанимационный зал.
Он с опаской подошёл к кровати учителя, как будто боялся обнаружить его бездыханным. Но сигнал кардиомонитора, подобно маятнику, отсчитывал время жизни человека. Врач задержал взгляд на индикаторе частоты сердечных сокращений, повернулся к пациенту, дотронулся до его плеча – учитель не открыл глаза.
Медик-спаситель тяжело вздохнул, посмотрев на известного педагога:
– Помоги вам Бог, – и поспешил в ординаторскую. На ходу бросил дежурной медсестре, Евгении Константиновне, женщине строгой и неразговорчивой: – Следите за давлением Никитина. Обо всех изменениях докладывайте мне лично.
Круглосуточное дежурство трудно даётся медикам-спасителям, ведь в реанимации – только тяжёлые больные. Особенно тяжко приходится медсёстрам. За день они сильно устают, и ночью им, как любому человеку, хочется выспаться. Но полноценного сна в реанимации не бывает. Даже ночью в отделении горит свет. Стонут от боли пациенты. Выходя из состояния наркоза, больные ворочаются и срывают дренажные трубки – надо остановить кровотечение. Срывают датчики аппаратуры – нужно услышать, что аппарат не работает и подключить его. Кто-то просит воды. У кого-то чешется плечо или нога. И так всю ночь встают дежурная и младшая медсёстры. Но человек к любой работе привыкает.
Валентина Ивановна после разговора с заведующим зашла в кабинет старшей медсестры. Нашла в своём столе список лекарств, имеющихся в отделении, проверила, действительно ли нет необходимого Никитину препарата. Нет!
Валентина Ивановна мысленно отстранялась от горькой правды, старалась не думать о плохом, когда на каталках привозили умирающих больных из приёмного покоя или других отделений, не суетилась, поддерживала бодрый дух. Много видела умерших. Но со смертью так и не смогла смириться. Она всегда радовалась: скольким людям в реанимационном отделении подарили шанс жить дальше, скольким родственникам этих людей помогли избежать горя утраты любимых детей, отцов и матерей! За выстраданные годы работы Валентина Ивановна поняла, что даже сильнодействующее лекарство не заменит сострадания и милосердия, потому что любое лекарственное средство лишь нужное приложение к душе медика. Тепло доброго слова держит людей на земле…
Старшая медсестра быстрым шагом вошла в зал.
– Как Никитин? – спросила у Евгении Константиновны, которая делала перевязку молодому парню, лежавшему без сознания.
– Динамики пока никакой, – ответила та, – но состояние стабильное.
Валентина Ивановна приблизилась к кровати, на которой лежал учитель, и ласково проговорила:
– Что же вы, Пётр?.. Надо было следить за здоровьем. Как вытащить вас из ямы? Помогите нам. – Женщина, стоя спиной к больным и дежурной медсестре, взяла в руки золотой медальон, который носила на груди вместе с крестиком, и прошептала: – Пресвятая Богородица, помоги этому человеку, – поцеловала выпуклое изображение Богоматери и заторопилась к открытой двери реанимационного зала. – Галина, – тихо позвала младшую медсестру.
Из комнаты для раздачи пищи выглянула молодая девушка в коротком медицинском халате.
– Галина, пора кормить наших больных.
– Всё готово, Валентина Иванна.
– Молодец.
Старшая медицинская сестра проверила поток лекарства во всех капельницах. Подкатила передвижной прикроватный столик к первому пациенту – старику, разбитому инсультом. Больные в бессознательном состоянии получали необходимое питание с помощью зонда, заведённого в желудок…
За два часа состояние учителя не улучшилось. Он лежал в полузабытьи. Отрывочные воспоминания, как нечёткие видения, парили в затуманенном сознании.
Внезапно Пётр Петрович открыл глаза. Сознание его прояснилось, зрение обострилось. Он чётко увидел все предметы перед собой, как будто кто-то надел ему очки с большими диоптриями. Одновременно учитель почувствовал, как сильная боль сдавила грудную клетку, словно сверху взвалили тяжёлый камень. Страх смерти навис над человеком. Организм собрал оставшиеся силы и бросил их на борьбу со смертью.
Никитин в панике повернул голову в сторону открытой двери – сдвинул дыхательную трубку. Стал задыхаться. Кардиомонитор тревожно предупреждал о скачках давления. Ослабевшими руками пациент пытался вытащить трубку изо рта, но сделал только хуже: сбил иглу капельницы. Игла выскользнула из вены левой руки, потекла кровь. В красных пятнах, белый пододеяльник напоминал о хрупкости и скоротечности человеческой жизни.
Галина выскочила из зала и побежала в ординаторскую, забыв, что в кармане халата лежал мобильный телефон. У старшей медсестры закончился рабочий день, но она задержалась в кабинете, работая с бумагами. Услышав топот в коридоре, поняла: у кого-то из больных кризис. Сразу подумала о Никитине. Бросилась в зал, не успев убрать бумаги со стола и прикрыть дверь в кабинет.
Дежурная медсестра пыталась зафиксировать руки хрипевшего пациента ремнями, чтобы восстановить положение трубки, но он судорожно метался на кровати.
Подоспела Валентина Ивановна. Вдвоём медсёстры закрепили руки и тело тяжелобольного прочными ремнями.
– Женя, укол. Быстрее!
Женщина с панкреатитом, лежавшая напротив, глядела на предсмертные конвульсии Никитина и рыдала то ли от страха, то ли из жалости. Но на плачущую пациентку не обращали внимания.
Учитель успел увидеть вбежавших медиков.
– Ы-ы, – только и смог прохрипеть больной вместо зова на помощь.
Плотно окутала туманная пелена. Смерть… заглянула в глаза.
«Неужели всё?» – успела проскочить последняя мысль. Тело Никитина обмякло.
Если бы умирающий учитель имел несколько минут для прощания с жизнью, он задал бы единственный вопрос: «Смерть – избавительница от душевных и физических страданий или ещё одно испытание?» Но у него не было времени.
Медики-спасители начали неравную борьбу с бесстрастной вечностью за жизнь обречённого человека.
Почти в это же время многодетный священник лежал, распластавшись, на операционном столе, как на кресте. Иерей очнулся и почувствовал жуткую боль от прикосновения жужжащего аппарата в низу живота. Что-то сильно тянуло вниз его внутренности. Отец Иоанн хотел закричать от боли. Не смог. Каждое касание адской машины – невыносимая пытка. Боль рвалась вверх, а затем, резко опускаясь, бешеной дробью ударяла по всему нутру. Сознание было ясным. Евтеев понимал, что необходимо дать знак врачам о своём пробуждении. Рванул руку из ремня. Другую. Не шевельнулись. Беспорядочно закрутил головой. Бесполезно. Тело обездвижено наркозом.
Дикая боль нарастала. Священник заметался (как ему казалось), вырываясь из оков наркоза. И вдруг… нечто вопящее, в белом балахоне, вырвалось из нутра, разметав руки в обе стороны. Нечто светилось, поднималось вверх, вращаясь, будто по спирали. И истошно кричало.
Никогда раньше священник не слышал крика собственной души!
Аппарат мониторного слежения зафиксировал резкое падение давления пациента на операционном столе. Анестезиолог, хирург и операционные сёстры начали противошоковые мероприятия.
Глава 5
В мире вибраций
По светлому небосклону от вздыхающей Земли удалялись две светящиеся точки. Души учителя и священника не по своей воле летели на встречу с Творцом, но высшие силы не навсегда разлучали их с Землёй и родными. Слыша размеренный плеск океанов и морей вперемешку с шумом необозримого пространства, они восхищались творением Создателя. Под ними остались огни городов, казавшиеся необъятным огнём родного очага. Всё тоньше становились голубые жилки рек. Всё ярче выделялись на светло-коричневом холсте суши зелёные пятна лесных массивов. Всё больше сине-голубые океаны становились похожими на растёкшиеся чистые лужи. Покрытый снегом и вечными льдами белый континент Земли напоминал одновременно о завещанной чистоте и греховности белого света.